– Покажи мне Небеса, покажи мне Ад и то, что между...

– ...Я покажу тебе то, что ты есть и то, чем ты можешь быть.

У Дио не было отца, который оставил бы ему меч. Кусок трубы, достаточно тяжелый, чтобы руки ныли и отваливались после тренировок, заменял ему оружие. И он убил им – трижды.

Бил сзади, из-за угла, каждый раз ожидая, что ржавая железяка выскользнет вдруг из пальцев. Потом, сквозь сжатые зубы, скупо и тускло рассказывал о последних минутах жизни убитого им Урода. Банда посмеивалась, похлопывала по плечу, где уже красовалась перечеркнутая наискось буква У и номер – 187. Мастер, сжав подбородок двумя пальцами, рисовал на щеке очередную катящуюся слезу.

Это было не просто – убить одного из Уродов – нет. Дио гордился каждой слезой, и все же субботним вечером он бежал на площадь, чтобы увидеть, как убивают во имя Жизни и Смерти, во имя Богини. Небоскреб – темный, пустой и гулкий – служил для него галеркой. Сверху было видно не только ярко освещенную огнями фонарей и костров площадку – весь город, высокий, черный на фоне алого закатного неба, задевающий шпилями башен луну. Необъятный, он заслонял собой горизонт – даль, различимую лишь с крыш самых высоких зданий. Погруженный во тьму, он таил в себе целый мир – мир, который люди называли Нью-Йорк.

Закинув «меч» за спину, он бежал по крутым лестницам, торопясь, перескакивая через ступеньки. Клинки на площади уже пели, входя в клинч. Он опоздал. Уроды гнались за ним три квартала – алый шелк потемнел, прилип к телу между лопаток – патруль Кровавых спас его. Выскочив из-за поворота, толпа в красных рубашках едва не сбила с ног, опрокинула и обратила в бегство горстку преследователей – а Дио бежал дальше, не сбавляя скорости, будто в затылок ему дышала адская свора, и остановился лишь на площадке седьмого этажа.

Ветер шелестел рассыпанными в коридорах и офисах бумагами. Он замер, упершись руками в колени, не в состоянии сделать шаг или хотя бы отдышаться. Лишь через минуту разогнулся и быстро пошел вперед. Толпа на улице ревела, приветствуя сражающихся. Он миновал коридор и вышел в круглый зал, где так свободно было кружить, уходя от воображаемого противника, откуда так хорошо было видно развертывающийся внизу бой.

Там, чуть склонившись вперед, в проеме выбитого панорамного окна, стоял высокий белокурый воин, луна бросала синие блики на доспехи.

Дио замер, вскинув руку к обмотанному кожей эфесу «меча», готовый бежать от малейшего шороха, или бить под напором тишины.

– Здравствуй, – сказал незнакомец, глядя вниз, на дерущихся, – ты пришел посмотреть схватку?

Дио разжал ладонь.

– Это моё место, – слова прозвучали звонко.

– Мне уйти? – голос воина был спокоен.

– Останься.

Дио улыбнулся и прошел, стал рядом. Взгляд скользнул по обломку меча в перевязи. Настоящего, стального клинка.

Толпа бесновалась – битва внизу была в самом разгаре – но ему уже не было интересно.

Он скосил глаза, рассматривая металлические пластины наручей, искусные сочленения фаланг перчаток – в пальцах незнакомец сжимал розу.

– Богиня, – еле слышно выдохнул Дио.

– Что? – спросил незнакомец и впервые посмотрел прямо.

Его голубые глаза были пусты. Словно тату-мастер, он взял Дио за подбородок двумя пальцами:

– Ты убил троих? – спросил он, поворачивая его голову.

– Я хочу стать рыцарем рассвета, – ответил Дио.

В глубине голубых глаз зажглась искорка.

– Ты знаешь путь, – ответил рыцарь, положив на плечо руку. – Иди, я отдам тебе свой меч.

Он вышел на площадь, держа осколок клинка на отлёте, толпа расступилась. Кто-то подбежал, чиркнул ножом по коже перевязи и подхватил упавшую арматурину. «Имя!», – шептал другой, – «как твоё имя, мальчик?»

– In nomini Diosa pugna mea...

– И-и-и-и юный Дио! Член шайки Кровавых, убивший троих из банды Уродов!

От свиста заложило уши – его знали в толпе.

Противник – потный, окровавленный, с комьями пены на трехдневной щетине – стоял, опираясь на пламенеющий в свете костров меч, дышал со свистом.

Толпа стихла, когда зазвенел гонг.

Острие меча чиркнуло по асфальту, поднимаясь. Дио крепче сжал руку с куцым обломком.
Шаг – лезвие прошло рядом, едва не пропоров бок – в последний момент он увернулся, взмахнув руками.

Два – обратный замах с оттяжкой оцарапал живот.

Три – Дио выбросил руку вперед.

Зазубрина на обломке оставила короткий след под глазом – набухла, покатилась кровавая слезинка. Противник замер, размазывая кровь по щеке тыльной стороной ладони, и Дио перехватил меч левой рукой, сделал в сторону шаг-два-три – закружил по площади, мелко семеня ногами, жаля противника, натыкаясь спиной на сжимающееся кольцо напирающей толпы.

Из холодной пустоты под животом рождалось горячее, возбуждающее, зовущее. Кровь звенела в ушах, распяливали рты всплывающие тут и там лица – он не слышал их, ведомый Богиней. Кружил в ритуальном танце Жизни и Смерти, и улыбка не сходила с его губ.

– Дио! Дио!! Дио!!! – ревела толпа.

– Диоса! Диоса!! Диоса!!! – слышал он.

Шаг-два-три, шаг-два-три – кружился он в ритме вальса.

Шаг.

Два.

Он запнулся на третьем шаге – наткнувшись на пламенеющее, раскаленное докрасна острие клинка. Кровь, вскипев – запузырилась, побежав по ноге – обожгла кожу. Площадь закружилась у него перед глазами, опрокидываясь на спину, высоко над собой он увидел горящий синим огнем взгляд.

«Я показал тебе, что ты есть, и чем ты можешь быть», – сказал рыцарь.

«Я видел Небеса и Ад, и то, что между», – ответил мальчик.

А на следующий день на площади не оставалось ни одного тела – лишь черные лужи с отпечатками песьих лап.

Но теперь у Дио был меч, оставленный ему рыцарем.

Рука в стальной перчатке закрыла широко распахнутые зеленые глаза – палец скользнул по щеке, повторяя путь катящихся слез. Бледные губы поцеловали холодный лоб.

– Каждый в силах увидеть, что он есть, и чем он может быть… если будет готов заплатить цену. Всякий раз, умирая, я думал о тебе, любимая. Твоя цена слишком высока для меня. Прости. Я буду ждать тебя вечно.

Роза упала на грудь мальчика. Рыцарь легко поднял его на руки и понес на восток, к рассвету.

Желтые голодные глаза смотрели им вслед.